Прочитав эту запись, я впал в ступор. У меня не укладывалось в голове, как человек так быстро изменился. Стресс, конечно, был сильный, но это определенно казалось каким-то безумием. Возненавидеть мир за то, что не сбывается мечта? Это очень сильно. Видимо, он был предрасположен: стресс запустил что-то в нём, и вся идеология покатилась к чертям. Бедный Ромеро! Остался один, и никто его не понимал. Я бы не понял, встреться мы в полисе случайным образом. Но вот здесь я бы помог. Я бы искренне болел за его идею, и у нас обязательно всё получилось бы.
Периферийным зрением я заметил, что маленькая химера пришла на моё чтение и села в нескольких метрах, слушая меня. Я решил продолжить.
Запись 40. «Потратил всё на покупку материалов для создания боевого костюма. Секретная разработка была выкинута в ящик. Из документов узнал, что программу свернули из-за недостатка финансирования. Впрочем, как обычно. Постоянно вкладывают и ждут мгновенного результата, но ведь такое, черт возьми, невозможно! Как можно быть такими баранами?! Наука — не какая-то песочница, где по щелчку можно лепить куличики. Всё требует времени».
Запись 41. «Устал. Очень устал. Бессонница жуткая. Чувствую ужасную боль, которая ноет внутри меня. Я пытаюсь разобраться в проблеме, но вдруг начинаю слышать голос Нэл и всё идет к черту. Пытаюсь отвлечься, но оно меня держит, словно пса на поводке. Очень похудел. Забыл, когда последний раз ходил в туалет. Дома такой бардак. Нэл кричала бы на меня. Как же я устал и хочу, чтобы этого никогда не было... Порой мне в голову приходят суицидальные мысли, хочется всё это прекратить, к черту, надоело, больше ничего не хочется... Пишу это и плачу. Плачу, потому что чаша боли давно уже переполнена и мне нужно просто немного освободиться. Уже не знаю, что меня держит на этой земле. Мысли стали какими-то беспорядочными и просто ударяются одна о другую. Такое ощущение, что у меня что-то вроде ментизма, когда мысли роятся в голове, но не удается их ухватить, чтобы понять. Всё, что мне осталось без Нэл, это боль, усталость, бессонница, одиночество... Не знал раньше, что она была так важна для меня. Не знал. Многого не знал».
Химера подошла очень близко. Я сделал вид, что этого не замечаю. Она меня обнюхала, осмотрела, а затем улеглась в ногах, глядя мне в глаза и слушая мой голос. Контакт был установлен. Она, видимо, тоже устала от одиночества в лаборатории и хотела общения. Я наконец-то почувствовал полное расслабление, а в голове загорелась мысль, что я больше не один. Наконец-то больше не один! Есть о ком заботиться и с кем поговорить.
ГЛАВА IX
На какое-то время я отвлекся от чтения личного дневника и занялся тренировкой Гемеллы. Она отзывалась на это имя, и я решил, что пусть так и будет. К тому же, возможно, это она и есть. Кошмары не прекратились, но я уже более-менее сумел к ним привыкнуть и начал даже пытаться в них разобраться, чтобы можно было их преодолеть. Выписывал, с чего все начиналось и чем заканчивалось, прослеживал динамику. Лабораторию при этом я не спешил изучать, поскольку мне было чем заняться и, как таковой, нужды не возникало. Жизнь текла размеренно до того, как я решил вернуться к дневнику.
Запись 42. «Удалось наконец-то закончить костюм. Но выйти в нем в регион я не мог, идя через весь полис, поскольку разработку могли узнать. Поэтому пришлось замаскировать его под корсет для спины. Выглядел он, конечно, чудно, но уж как смог, так смог. Наконец-то появилась полноценная надежда осуществить свои планы».
В голове отложилось: корсет. Я помнил, что он мне где-то попадался, но не помнил, где именно. Начал искать по лаборатории. Час безуспешных поисков измотал. Я отвлекся на чай, но, стоило столько начать лить горячую воду в кружку, как я вспомнил, что корсет попадался мне в шкафу комнаты Ромеро. Бросив чайник, я помчался в комнату, открыл шкаф и увидел его. Он действительно там висел. Я взял его и понес на кухню рассматривать, пытаясь понять, как он включается, или хотя бы как его правильно надеть. Крутил, вертел, но никаких кнопок или дисплеев не нашел. Тогда я начал примерять его в различных вариантах, но ничего не происходило. Он просто надевался и всё. Будто это и правда обычный корсет. Я расстроился.
— Может, это шутка такая, как думаешь? — спросил я Гемеллу. Но та лишь смотрела на меня. — Или я что-то не так делаю...
Запись 43. «Завтра собираюсь в регион. Нервничаю очень сильно. Побаиваюсь. Не знаю, что меня там ждет и насколько хорош будет костюм, но назад пути уже нет. Как говорится в японской пословице, подумав — решайся, а решившись — не думай».
Я отвлекся, припомнив свой выход в регион. Мне крупно повезло: удалось выжить и оказаться в лаборатории, отделавшись, так сказать, малой кровью. Кто же знал, что регион — еще более жестокое место, чем о нем говорят, и что химер в нём безумное множество. Нужно быть законченным психом, чтобы в него пойти, не говоря уже о том, чтобы ходить туда регулярно. А ведь таких людей предостаточно. Люди тянутся в него ради наживы и зачастую становятся чьей-то добычей. Чем они думают? А чем думал я? Видимо, не осознают всю серьёзность ситуации или просто от чего-то бегут, как в моём случае.
Почерк следующей записи немного отличался.
Запись 44. «Я чудовище... Нет! Это не я! Это кто-то другой сделал! Я не мог... Я».
Запись 43. «Когда я активировал костюм за пределами полиса, ничего особого не случилось. Чувствовался эмоциональный подъем, хотелось опробовать его возможности, но ничего специфичного я не почувствовал и не испытал. Так было до появления угрозы. Как только я увидел химеру, моё сердце начало колотиться сильнее и мне захотелось её убить. Мне никогда не доводилось сражаться с химерами, да я и в драках-то последний раз участвовал разве что в юности, а тут я накинулся на неё и убил! Убил и был счастлив от пролитой крови. Затем я встретил еще одну химеру. И всё повторилось. Но это меня нисколько не пугало. Дойдя до лаборатории, я знал, как в неё войти и что нужно сделать, чтобы попасть внутрь. Мой визит стал неожиданностью... И я их убил. Всех. Даже химер, находившихся в комнатах на обследовании. Они не представляли угрозы. Это были всего лишь лабораторные, уменьшенные копии, которые практически не могли причинить вреда. Но я их убил... Я радовался триумфу, пока не снял костюм. Был в ужасе. Наверное, сутки просидел в углу комнаты, повторяя, что это не я сделал, а костюм. Что это с ним что-то не то и он мной управлял. Ведь я не убийца. Я не мог...».
Запись 46. «Прочитал подробнее о костюме. И лучше бы я этого не делал! Всё, сделанное мной, было не из-за костюма, а из-за меня, из-за того, какой я. Костюм изначально был задуман как боевой, для внутренней армии, и не был закончен, потому что оказывал сильнейшее воздействие на психику и потому не пускался в производство. Он, конечно, очень эффективен в бою, но если дать такие костюмы людям, начнется хаос. Потаенные желания начнут высвобождаться, и если есть хоть какая-то злоба или агрессия, она будет простимулирована для реализации. Десяток таких костюмов может уничтожить всё живое в полисе. Я совершил огромную ошибку».
— Ты знаешь Ромеро? — спросил я Гемеллу. — Он хороший человек? Хотя откуда тебе знать... Химеры, как и собаки, любят хозяина, каким бы чудовищем он ни был.
Узнав некоторые подробности о том, что на самом деле произошло в лаборатории, я задумался и начал осматриваться, пытаясь разглядеть то, чего раньше не замечал. Всё это казалось каким-то вымышленным, ненастоящим. Может, со мной что-то не так? Ведь в мире и правда слишком много жестокости, которая мне не была по вкусу. И, если вспомнить то, что писал Ромеро о мире людей, то я к такому миру просто не был готов. Осознать всю жестокость в полной мере, вне всяких оправданий, — это слишком. Можно принять отдельные части, вроде боев, но чтобы полностью... Любовь, которую окрашивают в розовые тона, не оправдать силой чувств. Почему-то писатели и поэты будто забывают, что зачастую любовь — это лишь страдания одного человека. И она вовсе не светлая, поскольку в ней слишком много эгоизма. Человек страдает от того, что его не любят, не принимают, не разделяют его чувств, но разве люди должны? Семьи строятся на чувствах, а они так изменчивы. Вот сегодня все счастливы, а завтра уже в постели с другими. Детей завести — не подвиг и не крест, а выбор, который, в первую очередь, предусматривает ответственность, которую мало кому прививают в изменчивых семьях. Дружба — лишь до первого предательства, которое рано или поздно случится. Убить, отобрать, обмануть — слова с негативным смыслом, но они слишком часто встречаются в жизни, которую хотят представить в другом свете. Вдалбливают одно, но жизнь — она совсем другая. Нет вечных чувств, нет вечных друзей, нет вечного уважения и почитания. Мир наполнен жестокостью, и так было всегда. Незачем обманывать, что мы гуманнее животных только благодаря своей смешной культуре, которая построена на страданиях миллионов людей. Сколько было войн ради мира, которого хотели обе стороны? Сколько человек живет в достатке, в то время как другие нищенствуют? Сколько времени люди стремятся к одному и тому же, но почему-то через вражду? Люди даже еще более жестоки, чем животные, потому что убивают ради забавы, издеваются ради удовольствия, предают ради выгоды. Всё это, фактически, не является важным условием выживания. Так откуда оно и зачем? К чему это нас приведет?